анонсы статьи
новости
28.3.2024
Британские христиане оправданы после ареста за проповеди о гомосексуализме

26.3.2024
День открытых дверей в СПХУ

26.3.2024
Научная конференция «Актуальные вопросы евангелического (протестантского) вероисповедания»

14.3.2024
В Ливане состоялось освящение храма для русской православной общины

7.3.2024
В Якутске записывается аудиоверсия книги Бытия

1.3.2024
Новый ректор в СПбХУ

9.2.2024
Юридический семинар прошёл в Санкт-Петербургском христианском университете

30.1.2024
В Нигерии исламистские фанатики вновь убили более 30 христиан и вынудили к бегству жителей нескольких сел и городков

15.1.2024
В Нью-Йорке не стихают страсти после обнаружения нелегального подземного хода в старинной синагоге

27.12.2023
Ежегодная Неделя молитвы
Рождественская лестница. Вифлеемская звезда

Игорь Попов, Москва

Что ни говорите, а декабрь особенный месяц, даже такой теплый и не снежный, как в этом году. Хотя вот уж когда хочется снега, так именно в декабре - в особенное время Рождественского адвента. И дело тут даже не в разноцветных гирляндах и праздничных украшениях, которые наполняют витрины магазинов, улицы и наши дома. Дело в особом ожидании праздника и, если угодно, чуда, которого ты с детским восторгом ожидаешь каждый год.

Адвент (от лат. adventus — приход), так называется в христианской церкви время, предшествующее празднику Рождества Христова. Это время у православных продолжается 40 дней, а у католиков и протестантов около 4 недель. В основе этого празднования лежит та мысль, что верующие должны духовно подготовить себя к ежегодному духовному явлению Господа. Согласно с этим и так называемый «Церковный год» начинается с Адвента, подобно тому, как и история христианства начинается с пророчеств пророков и Иоанна Крестителя о грядущем Спасителе. Все ждут пришествия грядущего в мир Младенца, а с Ним и настоящего чуда.

Не удивительно, что Адвент подарил и огромное количество традиций, так прочно укоренившихся в европейской культуре. Преобладающая тематика Адвента и символика деятельности церквей и семей - это надежда и ожидание, подготовка и мир, радость и любовь.

Дитя судьбы, свой долг исполни,
Приемля боль, как высший дар...
И будет мысль — как пламя молний,
И будет слово — как пожар!


Эти строки принадлежат перу Юргиса Казимировича Балтрушайтиса. Это был уникальный человек, в своей жизни соединявший несоединимое, разрываемый противоречиями, последний рыцарь Серебряного века. В начале ХХ века он был известным поэтом, одним из создателей русского символизма, переводчик, знавший множество языков, который открыл русскому театру великих европейских драматургов - Ибсена, Стриндберга, Гауптмана, Меттерлинка, Уайльда. Балтрушайтис стал выдающимся деятелем русской и европейской культуры. Но сейчас, к сожалению, его имя редко вспоминают. А вся его жизнь была примером неукротимого мужества и служения свободе.

Юргис Казимирович Балтрушайтис родился в местечке Паантвардис бывшей Ковенской губернии в семье литовских крестьян. Учился в Ковенской гимназии (1885—1893) и на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета (1893—1898). Одновременно посещал лекции на историко-филологическом факультете. Сблизился с С. А. Поляковым, учившимся на математическом отделении физико-математического факультета, и через него познакомился с К. Д. Бальмонтом и В. Я. Брюсовом, позднее с В. И. Ивановым. Друг и почитатель поэта и композитора А. Н. Скрябина.

В годы учебы в Московском университете о нем уже шла слава как о полиглоте и гениальном лингвисте. Жил всегда скудно и бедно, добывая на хлеб в поте лица (главным образом переводами Ибсена, Гамсуна, Стриндберга, Уайльда). В августе 1899 году тайно венчался с Марией Ивановной Оловянишниковой (1878—1948), двоюродной сестрой Елизаветы Александровны Дьяконовой (автор «Дневника русской женщины»). Мария Ивановна была дочкой одного из самых богатых российских купцов. Миллионер И. Оловянишников не дал согласия на брак дочери с безвестным инородцем и лишил ее наследства. Марии, преданной своей спутнице, посвятил поэт стихи и книги.

Он работал напряженно и сосредоточенно, поэзия была единственным смыслом существования, но при жизни вышли лишь два сборника: «Земные ступени» (1911) и «Горная тропа» (1912). Объявления о них появлялись в «Весах» с начала 1900-х, но только через десять лет поэт смог сказать жене: «Моя книга готова. Нужно только ее написать». Балтрушайтис, «коренной скорпионовец», вместе с С. Поляковым, Брюсовым, Бальмонтом создавший первое символистское издательство, напечатал свои книги тогда, когда уже стихали разговоры о «кризисе» и «конце» символизма.

Он был замкнут, молчалив, искал уединения. «Сознанием своим я как-то совсем один», - писал он. И постоянно находился в центре самых шумных кружков, суетной и суетливой литературной, издательской, театральной жизни. В комнате у него висела икона «благого молчания», к образу тишины он постоянно возвращался в стихах и письмах. Всю жизнь его преследовали недовольство собой и неуверенность в собственных силах, а окружающих он притягивал спокойствием, ощущением надежности, его облик вызывал постоянные сравнения со скалой. Скромный, незаметный, старающийся держаться в тени человек, чью дружбу ценили и встреч с которым искали Чехов, Горький, Андреев, Станиславский, Комиссаржевская, Мейерхольд, Марджанов, Таиров.

Во времена богоискательства и «богостроительства», «дионисийского» буйства и мистического сектантства он вносил в русскую поэзию незнакомый ей до той поры мотив католической религиозности. Был символистом и создал произведения, которые стоят в наследии русского символизма особняком. Балтрушайтис всегда избегал политики, государственной службы, официальных отношений - и впоследствии долгие годы занимал тяготивший его высокий пост министра и посланника Литвы в Советской России.

Он был несчастлив, мучительно ощущал трагическую природу бытия - и благодарил жизнь за неизбывное счастье, за то, что в ней «всегда было, есть и будет слишком много радости». Но, наверное, самый большой парадокс заключается в том, что при всех этих противоречиях Юргис Балтрушайтис остается одной из самых цельных фигур в русской литературе начала XX в. - как поэт и человек.

Почетный доктор Университета Витовта Великого в Каунасе (1932). В апреле 1939 года уехал из России, получив назначение советником посольства Литвы в Париже. В Париже, куда раньше переехал его сын Юргис Балтрушайтис-младший, историк искусства, прошли последние годы жизни. Умер в Париже, похоронен на кладбище Мон Руж. На его могиле указана дата смерти: 3.1.1944. Недавно в иностранных газетах промелькнуло сообщение о том, что русский поэт-символист Юргис Балтрушайтис, чья смерть в 1944 г. была мистификацией, принял другое имя и скончался глубоким старцем в одном из католических монастырей Франции. Даже если это и легенда, возникла она не случайно вокруг имени Балтрушайтиса.

Эти скупые биографические строки не вмещают той творческой галактики, которой был Юргис Казимирович. В его поэтическом творчестве соединялась классическая поэзия и новаторский поиск Серебряного века. Вячеслав Иванов первым обратил внимание на инаковость поэзии Юргиса Балтрушайтиса, связывая ее с молитвенным монологом личности, с таинственными семью ступенями, означающими этапы духовного опыта. Об этом духовном опыте поэт сам рассказал Иванову.

Балтрушайтис, в воспоминаниях называемый «большим мудрецом», имел особую силу воздействия, влияния, способность направлять, словно передавая другим импульсы духовной энергии. Размышления над соотношением постоянного и временного, бытием и тайной особенно отражаются в лирике, написанной на русском языке, в частности — в стихотворениях с одним названием «Раздумье». В стихотворениях на литовском языке — элегиях, псалмах, аккордах, песнопениях — чувствуется его попытка прорваться в иной мир, где кроется непознаваемая тайна бытия. Он считал, что физическое бытие это еще не все, все бытие имеет также и метафизическое воплощение.

В творчестве Балтрушайтиса чувствуется постоянный духовный поиск и неуспокоенность, напряжение и переживание иной реальности. Русская лирика более ориентирована на философскую традицию, отчасти и на религиозную философию, на ту ее форму, которую представляли В. С. Соловьев и Н. А. Бердяев. В литовской лирике больше чувствуется опыт Евангелий и земледельческой культуры, сконцентрированный в поговорках, народных сентенциях, католической традиции. Именно здесь наиболее чувствуется трепет церковного служения и того, что стоит за формой – содержания духовной жизни, обретение реальности веры.

Вся мысль моя - тоска по тайне звездной...
Вся жизнь моя - стояние над бездной...
Одна загадка - гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый знак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена...


И эти «живые письмена» воплощаются в гениальных строках его лирики, пронизывают всю его поэтику. С одной стороны, метафизическая лирика связана с философским творчеством, с творчеством, поднимающим главные вопросы человеческого бытия и ищущим на них ответы. С другой стороны, — с религиозной поэзией. Не видеть эти взаимосвязи означает быть просто слепым и не видеть ничего, кроме поэтической формы. Пытаться ограничить эту естественную связь было бы бессмысленно. Поэзия Балтрушайтиса жива и динамична именно потому, что сохраняет естественная связь человека с Богом. В этом таинство всей его поэзии.

Поэтическая тайнопись Балтрушайтиса проявляется в духовном стремлении преодолеть рубеж, увидеть, услышать то, что невидимо и неслышимо. И это особенно чувствуется в его религиозной лирике, которая так не похожа на все, что мы слышим в «конфессиональной поэзии». Потому что она полна таинства общения с Богом.

Я уже процитировал начало его стихотворения «Вифлеемская звезда». За века поэзия подарила нам множество трактовок того, что произошло в ночь Рождества. Над разгадкой этой тайны всю жизнь бился Иосиф Бродский. Но у Балтрушайтиса чудо Рождества Христова приобретает особые ноты откровения, будто сердце Спасителя бьется в каждой строчке.

Для яви праха умирая,
Ты в даль веков продлишь свой час,
И возродится чудо рая,
От века дремлющее в нас,—
И звездным светом — изначально —
Омыв все тленное во мгле,
Раздастся колокол венчальный,
Еще неведомый земле!


Для меня в этих строках сокрыта настоящая тайна Рождества – не просто праздник в память о том, что произошло когда-то, а настоящее ожидание грядущего, когда, как писал Балтрушайтис, «раздастся колокол венчальный». И, безусловно, Рождество полно предчувствием возрождения чуда рая, когда ты размышляешь о своей жизни в тишине ночи, прислушиваясь к той музыке, которая наполняет тебя сейчас.
Христианство всегда противостояло прогрессу?

Рождественский Пост — отправляясь в путешествие

О психологии атеизма

Аромат Евангелия

Счастье быть милосердным

Проходной балл в рай

Прощение и голос обманщика

Eсли исповедуем грехи наши...

Любовь и суд

Примириться с Богом

За что меня судить?

Состояние несовместимое с жизнью

Вера в науку

Представления о рае

Опыт благодати и бремя доказательства

Единородный Сын и трудности языка

Почитайте себя мертвыми

Борьба со злом

Между Гераклитом и Моисеем

Господь неудачников
  Следующие 20 >>