Алексей Пименов: Ваше Блаженство, позвольте мне начать наш разговор с личного вопроса. Известно, что вы родились в неправославной семье. Скажите, пожалуйста, какие обстоятельства предопределили ваш позднейший выбор в пользу православия?

Митрополит Иона: Я был крещен в Епископальной церкви и воспитан в ее традициях. И еще школьником весьма активно участвовал в церковных делах. Уже тогда мне довелось прочитать несколько произведений Достоевского, и во мне проснулся интерес к русской культуре. А немного позднее, приобретя опыт обращения, я понял, что мое призвание - быть священником. Мой епископ – повторяю, тогда я еще принадлежал к Епископальной церкви – давал мне читать творения отцов церкви, начиная с Иринея Лионского, сочинения испанских мистиков, произведения других знаменитых богословов. Одновременно я изучал Достоевского, особенно «Братьев Карамазовых», все больше узнавая о русской православной традиции.

В университетские годы я был очень близок к переходу в католицизм – веру моих предков. Я ведь происхожу из большой немецкой католической семьи, и среди моих родственников было немало католических священников. Правда, отец мой католиком не был. Но случилось так, что когда мне было 18 лет, мне попалась книга Владимира Лосского «Очерк мистического богословия восточной церкви». И вот, прочитав первый же абзац, я вдруг почувствовал: правда – здесь. И с этого момента у меня уже не было иного выбора, кроме как перейти в православие.

Я нашел то, чего искал всегда, - полное единство духовности, богослужения, теологии и образа жизни. Ведь в нем как раз и состоит сущность православия. Эта полнота веры обусловлена целостностью исторической: православная церковь хранит апостольскую преемственность.
На третьем курсе университета я основал студенческую религиозную группу (campus fellowship group).

Влияние православной традиции, православного духовенства было для меня решающим. Мой переход в православие произошел в Сан-Диего, в маленькой церкви, находившейся под юрисдикцией Московской патриархии (это была единственная англоязычная православная церковь в Сан-Диего).

Эта конгрегация отличалась необыкновенным разнообразием. Огромное значение для меня имело общение с носителями русской монашеской традиции - встреча со старым епископом Сан-францисским Марком (бывшим епископом Ладожским), некогда – монахом на Валааме, а позднее, в Калифорнии – и со старцем Дмитрием Егоровым.

А.П.:Известно, что православный мир представляет собой большое многообразие. И я хотел бы вас спросить, каково, по вашему мнению, место именно американской православной церкви в этом многообразии православных церквей всего мира?

М.И.:Думаю, что главное – это единство вселенской традиции. Многообразие же объясняется тем, что каждая церковь использует какие-то элементы местной культуры – прежде всего язык и музыку. Православие в Америку принесли русские миссионеры. Наследие русской церкви – источник нашего духовного опыта.

Православие воцерковляет культуру, в которую приходит, и, благодаря этому, обретает новое выражение, характерное для данной культуры. Православие в Америке пока что представляет собой своеобразный перевод русского православия, подобно тому, как русская церковь некогда представляла собой адаптацию греческой традиции. Да, мы – американская поместная православная церковь, но сегодня в нашей культуре еще нет адекватных средств, чтобы выразить всю полноту церковной традиции.

Церковь – воплощение Святого духа, и это важнее, нежели любые культурные различия. Русская, греческая, сербская, арабская церкви в конечном итоге представляют собой поместные традиции одной – единой – церкви. Мы надеемся, что в рамках американского православия возникнет еще одна поместная традиция – никоим образом не противопоставляющая себя другим.

Когда-то эту стадию прошло и русское православие – ведь после крещения Руси понадобились века, чтобы оно обрело свой неповторимый облик. Так будет и в Америке, хотя, по всей вероятности, формы этого процесса будут иными, ведь для нашей страны характерен синтез самых разных культур. И все же главное – это единство веры, мировоззрения и образа жизни.

А.П.:Сегодня, когда человечество переживает и экономический, и политический, и духовный кризис, какова, по вашему мнению, миссия, какова роль, которую православная церковь должна играть в мире?

М.П.:Думаю, что церковь в большей степени, чем что-либо иное, должна быть прибежищем людей страдающих, обиженных, ущемленных – и экономическим кризисом, и абсурдом политической жизни, да и всеми остальными видами социального зла. Для примера возьмите хотя бы проблему абортов. Ведь это огромное зло: аборт не только убивает ребенка, но и вырывает душу из тела матери.

А чего стоят все эти разговоры об однополых браках? Я могу сказать, сославшись на свой пасторский опыт: за всем этим – огромная, страшная боль. Но церковь может достучаться до этих сердец и сказать этим людям: то, к чему вы стремитесь, не сможет успокоить вашу боль. Средства сделать это есть у нас. Мы можем излечить ваш недуг и вернуть вашей жизни смысл. Вот в чем наша миссия.

Не думаю, что в этом смысле американская православная церковь отличается от русской. Другое дело, что, в отличие от наших русских братьев, мы представляем собой меньшинство, идущее против течения, я бы сказал – против основного направления сегодняшней американской религиозной жизни: ведь многие конфессии, по существу, продали свои ценности в обмен на прельщения светской культуры. Но православие твердо отстаивает моральные традиции, завещанные отцами церкви – не потому, что стремимся к этической самодостаточности или страдаем комплексом превосходства, а потому, что лишь так можно исцелить душу человеческую. Потому что именно это должна делать церковь.

Не думаю, что в Америке церковь должна заниматься решением большого количества социальных проблем – у нас иная социальная система, нежели в России. Но если из-за аморализма, социальной несправедливости, экономического неравенства или предрассудков оказывается под угрозой человеческая жизнь, - то церковь должна подниматься на ее защиту.

А.П.:Значит, иногда церковь все-таки должна быть вовлечена в конфликт?

М.И.:Да, есть случаи, когда мы должны принимать бой. Надо только уметь отличать такие случаи от других, когда полем битвы может быть только душа человека.

Голос Америки