Собрание святых – так часто мы называем церковь, а значит, и самих себя, тех, кто церковь составляет. И это не самозванство, основание так называться дает нам Библия. Вопрос лишь в том, что мы понимаем под этими словами? В чем видим святость? Что, по нашему разумению, отличает нас от тех, кто находится вне этого собрания?
Половину своей жизни я провел вне христианского общения, поэтому у меня достаточно много друзей, знакомых, коллег за границами сообщества, которое мы привыкли называть собранием святых. Среди моих знакомых есть люди, которых я считаю честными, но есть, естественно, и те, к которым у меня нет доверия. Есть те, на чью помощь можно рассчитывать в трудной ситуации, а есть те, кто, скорее всего, откажется помочь. Есть, в конце концов, просто те, кого можно назвать порядочными, а есть и другие. Возможно, нашим читателям это покажется странным, а кто-то из них уже готов разбить мою позицию библейскими цитатами, но если начать сравнивать по чисто человеческим качествам эти две большие категории людей – верующих и неверующих, – то мы не обнаружим какого-либо преобладания у представителей того или другого лагеря. Более того, многие мои знакомые, которые Христа не знают, гораздо порядочнее, честнее или искреннее нас, принадлежащих церкви и называющихся собранием святых. Нет, я не утверждаю, что люди из мира в целом добрее, искреннее или честнее нас, людей верующих. Вовсе нет. Я просто хочу, чтобы мы задумались над тем, почему добродетель подчас успешнее демонстрируют люди неверующие, а люди верующие, настаивая на своей святости, показывают отнюдь не самые положительные человеческие качества.
Мы не знаем, почему попали в собрание святых, почему Бог избрал именно нас, но я абсолютно уверен, что наши человеческие качества были тут совершенно ни при чем. Несмотря на это, все чаще и чаще приходится сталкиваться с тем, что немало верующих все-таки склонны приписывать заслугу своего спасения и многолетнего членства в церкви своей семьи своему собственному доброму нраву, отзывчивому характеру или чистой, почти ничем не запятнанной душе. Иллюзия, конечно, приятная, но столь же и опасная. Опасность велика еще и потому, что такие люди, как правило, никогда не согласятся признать свое заблуждение, ведь они святы в собственных глазах. Разумеется, иллюзия эта могла бы быть разрушена, если бы мы, верующие, больше знакомились и общались с другими людьми. Тогда мы неизбежно повстречались бы с теми, кто абсолютно далек от христианства, но в то же время вовсе не является тем воплощением зла, гордости, жадности и тщеславия, которое мы привыкли прикреплять как обязательный ярлык к миру вокруг нас. Подобное открытие привнесло бы в заботливо созданную нами схему некоторое несоответствие, что в свою очередь повлекло бы сомнения в собственных взглядах и даже разочарования. Зачем, спросите вы. Не лучше и не безопаснее ли идти проторенным, привычным путем? Многие наши протестантские церкви избирают именно этот путь. С одной стороны, максимально ограничивая контакты с миром, с другой, постоянно подчеркивая, что в душах людей, не входящих в собрание святых, живет одна лишь корысть, злоба, зависть и равнодушие.
Разумеется, с такими представлениями мы чувствуем себя значительно комфортнее, надо лишь отгородиться высоким забором от людей из мира, откуда можно ждать одних неприятностей. Чтобы чувство комфортности еще более упрочилось, необходимо подбадривать друг друга разными страшными историями о том, как ужасно живут эти люди, не входящие в наше собрание святых. Кстати, подобное поведение мне не раз приходилось наблюдать, общаясь с некоторыми нашими бывшими соотечественниками, оказавшимися в эмиграции. Для того чтобы отбросить лишние переживания и сомнения по поводу своего выбора, они с каким-то извращенным удовольствием целыми днями пересказывают друг другу ужасные события, происходящие в России. «Вы слышали, в Свердловской области поймали людоеда?» «Это что, вот во Владимире отец поджег сам себя и всю семью, включая малолетнюю дочь!» Вспоминая все эти эпизоды, вольно или невольно начинаешь задумываться, а что же такое святость?
Приведу еще один пример, на мой взгляд, самый красноречивый. Довольно долгое время традиционные протестантские церкви в России пополнялись преимущественно людьми, родившимися и выросшими в христианских семьях, но с начала девяностых годов прошлого века картина существенно изменилась. На волне перестройки, победившей демократии и свободы евангелизации в церковь пришли многие из мира, как еще говорят «из язычников». В отличие от потомственных верующих, они не были знакомы с церковной культурой, традициями. Прежде чем они были спасены Богом, нередко за плечами у них был очень сложный жизненный путь. Как отреагировала церковь, которая, надо отметить, долго молилась о пробуждении, о том, чтобы именно такие люди появились в ее стенах? Надо признаться, весьма своеобразно.
В собрании святых постепенно стало образовываться что-то вроде святая-святых. Произошло явное обособление потомственных верующих, тех, кто вырос в семье верующих родителей, прошел все классы воскресной школы, успел послужить Богу в хоре, оркестре или тем более в проповеди. В основном это были дети верующих родителей, к которым уже давно и прочно прикрепилась аббревиатура ДВР. Признавая всех в церкви детьми Божьими, одна часть церкви стала относиться к другой ее части с заметным пренебрежением, как к братьям, но настолько меньшим, что никак не заслуживающим тех привилегий, которые положены верующим со стажем. Конечно, радости от того, что Бог продолжает спасать грешников, никто не скрывал, и себя, как принято, не забывали признавать спасенными грешниками, и славили Бога за то, что простил грехи великие. Но это все на словах. На деле же выходило, что и грехи у ДВР не такие большие и страшные, как у тех, кто недавно пришел из этого ужасного мира, а заслуг-то явно больше.
Отчетливее всего такой подход проявляется, когда доходит до брака среди детей верующих. Ну не хотят заслуженные и почетные верующие видеть своих ДВР в браке с верующим недавно, с выросшим в семье неверующих. Ни за что не хотят, вернее, категорически против. Повторю, речь идет не о предосудительном браке с неверующим, а о браке с таким же членом церкви, но пришедшим к Богу не из семьи потомственных пятидесятников, баптистов, методистов, а из атеистической семьи. Чем объясняется такое решение, можно лишь догадываться. Вероятно, считается, что поскольку отдельные члены церкви находятся в собрании давно, да и стаж их родителей, дедушек и бабушек может быть зачтен, то совокупная святость у их детей намного выше, чем у неофита. А может, возмущение берет верх: как так, мой сын или дочь, выросшие в церкви, которые никогда не прикасались к нечистому, даже близко не подходили к тому, что запрещено, вдруг соединятся с кем-то, кто еще совсем недавно творил беззаконное, вел греховный образ жизни? Зачем это надо моему чистому ребенку, не испортит ли это его непорочность?
Конечно, каждый отец и каждая мать хотят видеть своего ребенка счастливым. Все вправе иметь собственные представления, мнения и планы. И большое значение для тех, кого мы называем ДВР, имеет родительское благословение на брак. Да, оно необходимо, но не переходим ли мы границу разумного, когда забота о будущем детей превращается в элементарное манипулирование ими через родительское благословение? Не ставим ли мы своих детей перед тяжелейшим выбором и испытанием, с одной стороны, желая им добра, а с другой, все-таки создавая ничем не обоснованную внутреннюю иерархию святости в наших церквах? И как в таких случаях должен вести себя пастор?