В это воскресенье богослужение что-то уж очень затянулось. Евгений, который наконец-то согласился посетить церковь, уже начал немного уставать. Его однокурсник Виктор был верующим с самого детства и много рассказывал ему про церковь. Он уже неоднократно приглашал Евгения, но тот вроде бы и был не против, но как-то всё не решался. В этот же раз, Евгений твёрдо решил всё-таки пойти и своё слово сдержал. Он внимательно слушал все проповеди (а их было 3). Что-то было понятно, что-то он не понимал совсем. Но спрашивать у Виктора было как-то неловко, тем более это бы помешало людям, которые сидели рядом.

Церковь была довольно большая, но то ли все прихожане уже знали друг друга, то ли по какой иной причине, но Евгений сразу же заметил, что все без труда сразу же распознали в нём новичка. Это выражалось в том, что все соседи всё время как-то украдкой наблюдали за ним. Особенно это его смутило, когда последний проповедник обратился с призывом ко всем покаяться. Как будто по команде, после этих слов все те, кто сидел рядом с молодыми людьми, повернули головы и уставились на Евгения. Лишь Виктор несколько смущённо отвёл глаза в сторону. Евгений даже немного опешил. «Почему они на меня так смотрят?», подумал он и стал старательно листать Библию, словно пытаясь найти там какое-то определённое место. Когда хор закончил пение, Евгений подумал было, что собрание подошло к концу, но тут ведущий объявил:
- А сейчас сестра послужит нам стихотворением.

Вперёд к кафедре вышла какая-то уже немолодая женщина. Она выдержала величественную паузу, во время которой, все замерли и приготовились слушать.

Это была Антонина Ниловна. Антонина была в церкви с самого детства. Своей семьи у неё так и не появилось, и она всю жизнь прожила с родителями, тоже потомственными верующими. Относительно недавно, уже после того, как она похоронила родителей, Антонина Ниловна стала писать стихи, и ей разрешали в конце богослужений читать эти произведения. Иногда она перед чтением произносила небольшую речь (её называли «свидетельство») о том, как она, никогда не писавшая до этого стихов и не имевшая никаких к этому способностей, вдруг почувствовала, что из неё прямо-таки изливаются поэтические произведения.

Надо признать, она была очень плодовитым автором. К каждому событию в жизни страны или в мире у неё тут же рождалось новое стихотворение. Например, однажды в субботу все телеканалы передали о крушении где-то в Африке пассажирского авиалайнера какой-то иностранной компании, а на следующий день в воскресенье она уже читала в церкви о последних минутах перед катастрофой:

«И тогда только все познали,
Что напрасно отвержен был свет,
Но когда они с неба упали
«Поздно» кто-то сказал в ответ».

А примерно месяц назад, когда по телевидению сказали, что скоро появятся паспорта нового образца, сестра Антонина написала целую поэму. Виктор с трудом воспринимал её творчество, да и вообще к стихам был равнодушен, но последние строчки всё-таки врезались в память, так как из-за них в церкви поднялся большой переполох:

«Народу докУмент вручают,
Последнее время грядёт
Печать этот мир предлагает,
Но надо идти нам вперёд».

А переполох начался потому, что многие потом подходили к проповедникам и спрашивали, как же быть с паспортом, когда придёт срок замены – менять или нет? Братья даже решили обязательно ободрить верующих, чтобы не боялись получать паспорта, а Антонина, видимо поняв, что немного сгустила краски, на следующей неделе попросила дать ей возможность вновь прочитать концовку стихотворения и там уже было:

«И нам ли бояться чего-то?
Не в силах нас враг погубить,
Давайте дружней – за работу!
Нам надо друг друга любить!»

Сегодня она читала что-то о глобальном потеплении. Читала она всегда стихи очень выразительно и даже патетично. У Антонина был особый штиль декламации, свойственный скорее детям. Выражался он в чрезмерном, по мнению Виктора, использовании таких художественных средств, как мимика и жестикуляция. Она то возводила глаза к небу (точнее к потолку), то вдруг лицо расплывалось в какой-то уж очень благостной улыбке, то становилось настороженным. Вот и сейчас она хитро прищурила глаз и нараспев читала:

«Тепло спустилось на планету,
Но в вере кто укоренён
Смекнули – потепленье это-
Последних знАменье времён».

И почему именно сегодня ей приспичило читать эту поэму, - подумал Виктор и украдкой посмотрел на Женю, который, как ни странно, слушал её очень внимательно. Сам Виктор уже не очень слушал Антонину и следил скорее за тембром её голоса и мимикой. По тому, как интонации становились всё более и более торжественными и в то же время назидательными, он догадался, что финал поэмы уже близок.

«О, сколько в мире организмов!
Стенают в страхе – что теперь?
Но ты не бойся катаклизмов!
А просто радуйся и верь!»

Произнося последние строки она вытянула вперёд руки и на лице появилась блаженная улыбка.

Собрание закончилось, друзья вышли на улицу. Виктор не спешил с вопросами, понимая, что Жене надо время, чтобы обдумать всё услышанное. Но он сам вдруг начал разговор.

- Знаешь, мне понравилось. Проповеди я не все, конечно, понял, но всё равно говорили здорово и интересно. Стихи я правда, не очень люблю, но читала эта женщина с выражением.

Виктор хотел ответить, но пока собирался с мыслями, к ним подошла и сама Ниловна.

- Как же прекрасно видеть в церкви молодых! Прямо душа радуется. Скоро уж нам на покой. Вы – наша смена!

Виктор смущённо улыбнулся и пробормотал что-то вроде «Да. Мы пока учимся…» Тут Антонина увидела в руках Евгения книгу. Он должен был вернуть давно вернуть её Виктору. Это был Ремарк.

- Это у вас христианская книга или о любви? – строго спросила Антонина, но не дождавшись ответа пошла по своим делам.

Молодые люди тоже двинулись в сторону дома. Шли они молча. Виктор всё думал, как же лучше было ответить на вопрос поэтессы. Евгений тоже брёл молча, о чём-то размышляя.