Всё написанное ниже — моё субъективное мнение. Буду очень рад ошибиться во многом.

Этим летом был в гостях в церкви ЕХБ г.Волосово. Нынешний год для маленькой общины знаменательный. 125 лет назад в посёлке при станции Волосово появился проповедник Евангелия Александр Нейман, организовавший первую группу евангельских христиан. А ровно 100 лет спустя здесь была вновь зарегистрирована одна из первых поместных церквей в новой истории. До празднования 1000-летия крещения Руси, с которого обычно отсчитывается время религиозной свободы в России, оставался год. Но первые ласточки новой весны уже начали прилетать.

Четверть века свободы совести — много это или мало? В истории русского протестантизма это самый продолжительный период без гонений. В истории церкви православной это время можно назвать пожалуй самым динамичным. Впрочем, я бы не стал разделять российские церкви, поскольку их новейшая история течёт параллельными курсами. Как писал ещё апостол Павел, все мы друг другу члены, и славится ли один член — славится всё тело, страдает один — всё тело страдает.

И, как это ни печально, 25 лет свободы, похоже, не прибавили церкви славы.

Началось всё с необыкновенной радости и воодушевления: неужели теперь быть верующим не опасно для жизни? Ещё сидят в тюрьмах узники совести, а на свободе потихоньку открываются новые церкви. А тысячелетие крещения Руси празднует вся страна во главе с Центральным комитетом КПСС. Можно ли было такое предположить всего пять лет назад? А самое главное — возможно ли этот процесс повернуть вспять?

Процесс разворачивался. По стране открывались новые приходы, а когда великая империя распалась и рухнул железный занавес, из-за границы пришли не только невиданные прежде товары, музыка и способы отношений между людьми, но и проповеди Евангелия, собиравшие целые стадионы слушателей. И наши собственные евангелисты всех конфессий осмелели и вышли на улицы, кто с мегафонами, кто с хоругвями. Это время сейчас называют временем великого пробуждения, когда десятками и сотнями открывались новые церкви, а старые прирастали членами, и почти в каждом российском селе образовывались комитеты по восстановлению храмов, а во многих местах приходы возникали на руинах.

К началу нового тысячелетия воодушевление слегка спало: крупные храмы были в основном восстановлены, наиболее многочисленные протестантские общины построили себе молитвенные дома. В церковь пришли люди, не знавшие гонений — второе поколение новых христиан, выросшее уже под непосредственным влиянием доктрин, воспринятых их родителями, как радостная весть, и глядящих на окружающий мир без страха, но ожидающих подвоха от своих братьев-христиан.

А потом начался обратный процесс: отток людей из церкви. Численно общины пока не уменьшаются, но на праздничные богослужения и собрания приходит гораздо меньше народа, чем десять лет назад.

Вместо прежних радостей появились заботы. Собственное здание это, конечно, большое благословение. Однако, когда подсчитаешь, сколько средств уходит на его содержание, благословение видится уже не таким большим. А потом приходят инспекции: пожарные, санитарные, технадзор. Ну и что, что вы христиане, а не бизнесмены, ваш Бог богат, пусть расщедрится на сигнализации, двери, краски, перепланировки, счётчики, проекты, налоги.

На улицу с мегафоном выйти, конечно, можно. Причём вполне безопасно. В прежние времена, случалось, и бутылки в уличных проповедников летали. А сейчас выходи с чем хочешь, кричи, что хочешь — на тебя и не посмотрит никто. «Наелись» люди благими вестями. С улицы в церковь никто не приходит, основной приток — из реабилитационных центров. И ДВРы — дети верующих родителей. Церковь расслаивается: первые как правило малограмотны, но весьма горячи; вторые знают «изнанку» христианской жизни и настроены скорее скептически.

И с кафедр звучит недоумение: братья-сёстры, что же получается, время пробуждения закончилось? Мы заснули? Здравствуй, Лаодикийская церковь?

Так что же произошло? Церковь действительно заснула?

Тогда уж позвольте вопрос: а каковы признаки бодрствования?

Численный рост — не показатель. Во-первых, многие в начале девяностых приходили в церковь за гуманитарной помощью, и как её ручейки иссякли, так и люди ушли. Во-вторых, если уж идеалом роста церкви для нас является Деян. 2:41 и 5:14, то не стоит забывать, что всё-таки причиной такого роста была не необыкновенного качества проповедь и чудеса-исцеления, а действие Духа Святого. Поэтому обвинять церковь в охлаждении из-за того, что евангелизации не приносят того плода, что 20 лет назад, безосновательно.

Но вот что действительно плохо — это дезориентация внутри самой церкви. Что касается протестантизма, большое влияние приобретают течения, провозглашающие материальное благополучие и исполнение желаний признаком духовного здоровья христиан. «Если ты такой духовный и благословенный, то почему такой бедный и больной?» — этот вопрос звучит не так уж редко. И объяснение, что Господь не обещал нам благополучия на земле, не принимаются. Богатые христиане знают нужные цитаты из Библии. А уж статистические исследования уровня жизни в странах разных вероисповеданий, похоже, скоро войдут в новопротестантский библейский канон. Да что там говорить — русские протестанты радуются тому, что американский баптистский пастор Рик Уоррен вошёл в какое-то число влиятельных людей мира по версии «Форбс» и даже появился на обложке этого журнала.

Вы спросите меня: а разве это плохо?

И я скажу, что это не плохо. Плохо то, что это для нас — радость и ориентир. Плохо то, что церковь помимо своей воли включается в мирскую гонку за успехом и благополучием и начинает ценить собственное влияние.

Но что плохого в этом? А вот это мы наблюдаем сейчас в новостях.

Мы, протестанты, любим иногда кинуть камень в огород православной церкви, припоминая деяния обер-прокурора Победоносцева и слова некоторых современных деятелей. Но я бы посоветовал нам лучше присмотреться к пути, по которому идёт православие. Ведь они в 1987 году тоже начинали с той же самой радости: наконец-то Благую весть можно проповедовать безбоязненно! И проповедь началась, храмы начали наполняться верующими, жаждущими Слова жизни. И вот тогда, мне кажется, была допущена главная стратегическая ошибка: церковь решила, что она должна иметь влияние в мире. Мало того, она провозгласила, что мир виновен перед ней и предложила миру в качестве покаяния вернуть экспроприированное имущество.

Какое может быть у церкви имущество на земле, кроме спасаемых душ? И какое влияние, кроме совести?

Да, храмы — это прекрасно, это величественно, это, в конце концов, символично, и в них вложено много душевных и духовных сил — с этим нельзя поспорить. Но что стоит целый храм в центре миллионного города по сравнению с человеческой душой? Неужели в последние дни, когда мир будет отдан огню, этот храм устоит и вознесётся на небо? И здание ли, которое можно разрушить или осквернить, нужно погибающей душе человеческой?

Суд над тремя хулиганками, спевшими в храме непристойную песню, показал сравнительную цену камней и душ. Да, формально их судило государство, но апеллировало оно почему-то не к административному кодексу РФ, за пределы которого по существующему законодательству никакие богохульные действия не выходят, а к решениям церковных соборов! Церковь при этом спокойно стояла в сторонке («чтобы не влиять»), а по произнесении приговора сказала: так и надо кощунницам!

Даже не хочется вспоминать о том, что Христос на кресте молил: «Прости им, Отче, ибо не знают, что делают», хотя и иудеи, отдавшие Его на распятие, и распинавшие язычники, как раз-таки были уверены в том, что знают, что делают. Государство вполне может и не прощать, это не входит в его функции по умолчанию. Но оно хотя бы осуждать должно по собственному закону, а не по «понятию». Церковь же фактически не осудила кощунство, а поддержала беззаконие. А беззаконие разве меньшее богохульство, чем непристойная песня?

Четверть века свободы — это очень много. За это время может развиться чувство собственной значимости и непогрешимости. Может даже показаться, что не только «врата ада не одолеют» церковь, но она сама какие хочешь врата одолеет. Особенно при поддержке государства и народа. А кто не согласен — те пусть идут после смерти в ад, а до смерти в Сибирь.

Вот смотрите, протестанты, ищущие успеха и влияния, чем это может закончиться: вы тоже начнёте определять меру наказания людям, не знающим, что творят (ибо какой человек, не знающий Бога, может понимать смысл любых действий против Него?). Пока вы тренируетесь в этом на христианских форумах, но не дай Бог вы получите реальную свободу и влияние...

А «совестью нации» между тем будет какой-нибудь учёный-атеист, подобный умершему в те же дни Сергею Петровичу Капице.

Дело ли церкви нападать на мир и устанавливать в нём меру законов и правосудия?

Не следует ли из Евангелия, что церковь не завоевательная армия, а крепкий бастион, в который можно убежать страждущему и ищущему истины? Завоевание — тактика мира и ада. Но недаром сказано, что это «врата ада не одолеют» церковь, а не «церковь одолеет их». Церковь в мире находится в позиции защиты. Поэтому она и не может прибегнуть к административному ресурсу, что он тоже орудие нападения мира. И души она приобретает милостью, а не влиянием на власть предержащих.

Таков безрадостный итог четвертьвековой свободы, но есть, конечно, и радостные. В глубине тела Церкви всё равно остался Источник жизни, к которому идут души, невзирая на поступки разного рода иерархов и пасторов. Они понимают, что в церковь мы не идём, мы к ней присоединяемся. И она будет здорова ровно настолько, насколько будем здоровы мы. И подлинная сила этой церкви будет там, где будет сокровище каждого из нас. А по изначальному замыслу оно — на Небесах.