Старые вещи. За каждой из них прячутся встречи, лица, слова. Близкие, далекие, родные и не очень.

Не так давно гуляли с мужем по незнакомому городу. С туристическим любопытством озирались на непривычную для нас архитектуру, искали различия в дорожных знаках, с интересом заглядывали в витрины магазинов.

Одна из них привлекла наше внимание. Это был магазин старых вещей. Нет, совсем не антикварных. Это были просто старые вещи. И все же, видимо пользуясь привилегиями преклонного возраста, стоили они недешево.

Вот изображение смешного велосипедиста в деревянной рамке. Интересно, далеко ли он уедет на своем трехколесном «динозавре?» Да такие большие задние колеса теперь можно увидеть лишь в детской энциклопедии или в каком-нибудь музее транспорта!.. Или вычурный подсвечник с облупившейся красной краской. Сколько же десятилетий назад тут погасили свечи? Продавец не стал очищать старый растекшийся воск, он так и застыл сугробами, в местах, где некогда от сквозняка покачивались из стороны в сторону крохотные язычки пламени... Еще старая жестяная банка. Вероятно, когда-то в ней продавалось свежее песочное печенье, пахнущее ванилью.

Не хотелось уходить от этой странной витрины. Мысленно я расставляла вещи, рисовала обстановку, в которой некогда находилась каждая из них. Однако вот что подумала. Я бы не хотела приобрести ни одну из них! Нет, они мне все очень понравились: такие необычные, немного таинственные. Возможно у каждой из них своя необыкновенная история, возможно кому-то они были очень дороги, даже может быть святы. Но для меня они оставались просто чужими вещами, далекими, мертвыми.

Долго не могла уснуть в гостиничной кровати. Загадочная витрина со старыми вещами не выходила у меня из головы. И думалось, а есть ли в моей жизни старые вещи, которые бы я выставила в витрине моего собственного магазина?

Конечно. Это тяжеленький томик сказок Братьев Грим. Некоторые сказки мне перечитывали десятки раз. Ох, счастливое время беззаботного детства!

Или остро оточенный дедушкин карандаш. Им он каждое утро (даже на пенсии!) составлял ежедневный план дел и заданий, а в конце дня вычеркивал сделанное.

Три елочные игрушки столетней давности из папье-маше: зебра, жираф и ослик. Мне они казались такими красивыми, совсем живыми. Когда мы наряжали бабушкину елку (А бабушка никогда не украшала елку без нас, внуков!), всякий раз слушали ее рассказ о своей маме, нашей прабабушке, расстрелянной где-то за серыми стенами известного дома на Литейном. Она была полькой, звали ее Стефания Георгиевна, по мужу Александрова. В чем была виновата она перед советской властью? Наверное, в том же, в чем были виноваты миллионы наших соотечественников, расстрелянных и загнанных в лагеря в предсороковые годы... Ни в чем! Бабушка рассказывала, что ее мама была красавицей, знающей несколько языков и прекрасно музицировавшей. И с придыханием восклицала, что у нее только летних туфелек (Невероятная роскошь даже для меня, внучки, перешагнувшей в XXI век!) было 40 пар!

Воображение рисовало ее нам, слушающим бабушкин рассказ девчонкам, прекрасной феей, в легком газовом платье за белым роялем в тусклом свете керосиновой лампы.

Помню одну дедушкину книгу в малиновом кожаном переплете с горделивым профилем Сталина на обложке. Я зачитывалась ею, как увлекательным приключенческим романом. Это был учебник военного разведчика, изданный в 41-м году. Это вам не Джеймс Бонд! Это настоящее. Дедушка ушел в армию за три года до войны. После двух лет службы остался в специальной бригаде, что готовила разведчиков для зимней финской войны. Но учебный полигон внезапно стал плацдармом военных действий Великой Отечественной...

Не могу забыть бабушкину супницу из сервиза на двенадцать персон Императорского фарфорового завода. Даже не помню случая, чтобы ее использовали по назначению. Обычно в ней хранились клубочки ниток. Цветные, пушистые. Это было очень привлекательно для детского воображения, и я часто заглядывала в нее. О чем я думала тогда? Видимо, о чем-то ярком и теплом. Дедушке не раз приходилось склеивать вновь разбитую увесистую крышку несчастной посудины — естественные последствия ребячьего любопытства...

Но это еще не все. Я не упомянула одну вещь, возможно самую важную и по-настоящему живую. Такую живую, что оказавшись в моих руках, она повернула вспять течение моей жизни, изменила мысли и желания, подарила надежду. У нее была черная обложка с золотым крестом и тонкие странички из папиросной бумаги. Моя первая Библия. Подаренная в далеком 91-ом году только что уверовавшей первокурснице.

Вот такой была бы витрина моего магазина старых вещей. С маленькой надписью на дымчатом стекле: «Эти вещи не продаются».