Эта история могла произойти где угодно, в любой стране, население которой знает, что Всемогущий Отец послал Своего Сына в страшное место к страшным людям, послал, собственно говоря, на верную смерть для того, чтобы спасти погибающих страшных людей. Потом в связи с этим был установлен ежегодный праздник, чтобы помнили, зачем приходил Сын, Чье имя Иисус (означает «Мессия, Помазанник, Избавитель»), как встретили погибающие своего Спасителя, оставившего ради них праведные Небеса, став как один из них, подобный человекам. Заблаговременно поставленные елки, фигурки ангелов, персонажей вертепа, яркие звезды должны напоминать о приближении праздника Рождества. Так происходит в разных странах, поэтому совершенно неважно, какие имена у героев нашей истории. Это могли быть Жан и Николь, Ганс и Гертруда, Иван да Марья… Давайте будем называть их Алекс (что значит «защитник»), и Глорис (то есть «знаменитая»).

Больше всего на свете Глорис любила Рождество, вернее, то, что предшествовало ему: походы по магазинам за подарками, продуктами для праздничного стола и украшениями дома, выпечка пряничных рождественских человечков, приобретение нового платья… Это Рождество она ждала как никогда. К знакомым радостям ожидания праздника прибавилось доселе неизвестное ей ощущение вновь обретенной свободы. Будто сняли арестантскую робу, кандалы и выпустили на волю. Ее влекло куда-то мчаться, она не могла надышаться свежестью холодного воздуха, несмотря на то, что врачи строго-настрого запретили ей выходить из дома. Надо лежать в кровати тихо, не двигаясь, сказали они. Вопреки этому ей хотелось летать на крыльях, наверное, чтобы забыть врачебные запреты и все, что было связано с ними.

Доктор пообещал, что Глорис родит еще до Рождества. Десять лет брака у нее не было детей, и вот, когда она была уже далеко не юной барышней, Бог смилостивился… но как-то не до конца. Беременность протекала тяжело, нередко в больничной палате, под капельницами. Несколько дней невероятных мучений, но дите так и не смогло появиться на свет естественным образом. Глорис разрезали, чтобы извлечь из ее обессиленного каторжным трудом организма окровавленный кусочек плоти, в котором всем на удивление теплилась жизнь.

Сложно сказать, кому мучений выпало больше: Глорис или Алексу. Известно: тот, кто мучается, страдает меньше, чем тот, кто наблюдает эти муки, но сам ничего не может сделать, так как от него ничего не зависит. Впрочем, это может быть правдой, только если всему глава любовь. Алекс любил жену, очень любил. И она его любила.

Пока Глорис претерпевала назначенные всем женщинам муки, любящий муж метался по коридору больницы, не находя себе места, душу бы отдал, лишь бы все скорее кончилось. Ну почему его организм переполнен могучей энергией, а в естестве жены ее почти нет? Почему ей – слабый сосуд – выпала каторжная работа, а ему, поднимающему одной рукой стул за ножку, остается лишь бегать туда-сюда, чтобы хоть как-то справиться с нервами? И почему ему, а не кому-то другому, пришлось выслушать безжалостный приговор медиков: первое, девочка не жилец на этом свете, вряд ли дотянет до Рождества; второе, у Глорис больше никогда не будет детей?

Оглушенный этим известием, Алекс хваткой простого шофера вцепился в руку врача так, что послышался легкий хруст: «Вы хоть что-нибудь можете сделать?!» Шофера – ребята крепкие, догадался врач и поспешил заверить: «Мы делаем все возможное». Предусмотрительно спрятав руки за спину, он также сказал, что в борьбе за жизнь матери и ребенка медики действовали в рамках предписанного: прежде всего мать, потом ребенок. Дальнейшую заботу о ее спасении они передают мужу. Алекс-защитник вынес на руках Глорис-знаменитую, посадил ее в свой трек, и они уехали. Их дочь, опутанная трубками и проводами, осталась дожидаться предреченного конца своей едва начавшейся жизни в стеклянной капсуле, придуманной на замену материнской утробе.

Вот это все Глорис и хотела удалить из памяти как можно скорее, с головой окунувшись в предрождественские хлопоты. Алекс выступал решительно против магазинов, гостей и елки, тогда жена, глянув на него в упор пронзительно голубыми глазами, спросила: «Отменить Рождество? Подумай, на чем ты настаиваешь». Наблюдая потом, как по мере путешествия в лабиринтах супермаркетов начинают розоветь синевато-бледные щеки жены, он застыдился своих опасений.

Глорис точно знала, где на прилавках и полках лежит то, что надо взять и поместить в необъятную телегу, уверенно направляя движение по лабиринтам, отчего у Алекса через пять минут начинало мелькать в глазах и скручивало живот. Но даже если бы существовала угроза более серьезных нарушений его организма как ответная реакция на посещение супермаркета, то и тогда Алекс никогда не отказался бы от своего счастья – толкать вперед телегу на колесиках. Вот и теперь содержимое телеги последовательно наполнялось рыболовными принадлежностями (для брата Майкла), пушистым свитером (для сестры Оби), палочками для растушевки красок при рисовании (горячо любимым племянникам), вязанками свечей, вазочками, яркими пахучими мешочками и таинственными бутылочками. Когда над всем этим добром взгромоздилось диковинное растение под названием «Оленьи рога», свесив через край телеги свои экзотические перья, Алекс принял сигнал: пора двигаться к кассе. И он двинулся, но только совсем не к кассе.

В первое мгновенье Глорис решила, что внезапно сломалось устройство, с помощью которого муж всегда безошибочно принимал от нее сигналы и четко их выполнял. Она попробовала ликвидировать поломку, высоко подняв брови домиком и плеснув в свои прекрасные голубые глаза таинственных чернил из глубины возмущенной души, отчего взор ее потемнел. Когда эта радикальная мера дала осечку, Глорис прищурилась, внимательно и с большим интересом посмотрела на того, кто толкал телегу. Ее удивление было велико: напротив стоял странный мужчина, лицом и голосом ну точный клон ее мужа. Незнакомец, заикаясь, кряхтя, потупив взор, что-то мямлил. Не сразу его сбивчивые слова сложились в информацию, доступную сознанию, из чего следовало, что перед ней все-таки ее муж, и он бредит. Да, это был чистой воды бред:

- Дорогая, может, мы все-таки купим что-нибудь нашей малышке в подарок на Рождество.
- Ты спятил, милый? – вырвалось у сдержанной Глорис помимо ее воли. – Разве ты не слышал, что сказал доктор: она вряд ли дотянет до Рождества. Ее не будет, а этот твой подарок останется. Для чего он останется у меня перед глазами? Чтобы я постоянно расстраивалась? Ты этого хочешь?

Алекс побледнел, потом стал пунцовым, даже руки его покраснели, он произнес каменным голосом:

- Мы купим нашей малышке подарок.

До Глорис дошло, что не только у женщин бывает послеродовая травма и депрессия.
- Как скажешь, милый, - прошептала она обреченно. – Разве когда-нибудь в чем-нибудь ты получал отказ. Присмотрел уже что-то?

Рождество проходило так, как любила Глорис. Торжественное богослужение в церкви, дом, готовый к приему гостей. Первыми пришли ее брат Майкл (означает «подобный богу») и ее сестра Оби (означает «послушная») со своими семьями. Потом ее родители, школьные подруги с мужьями и детьми, новые знакомые, обзаводиться которыми было одним из талантов Глорис. Гостиная быстро наполнилась веселыми голосами, каждый ее уголок был пропитан запахами запеченной с яблоками индейки, ванили, восточных пряностей, хвои, источающими впрочем не елью, установленной на почетном месте, а специальными свечами.

Ель, наряженная и сияющая лампочками, как истинная красавица смотрела на всех сверху вниз. Она знала свое предназначение: у ее прекрасной ноги находилось то, что собравшаяся здесь шумная компания очень любила – подарки. Сказочные коробочки, трубочки, пакетики, обернутые в золотистую, серебристую, цветастую фольгу, перевязанные кокетливыми, изысканными лентами с бантиками - все это зажигало нетерпением глаза гостей. Скоро их расхватают согласно прикрепленным к ним именным стикерам, красота упаковки, над которой трудились не один день, полетит в мусор и сама станет мусором. Кто-то, сняв обертку, воскликнет с восторгом: «О, это то, о чем я мечтал весь год», кто-то за вежливой улыбкой попытается скрыть разочарование… Все шло по раз и навсегда заведенному порядку, уже подходила очередь открывать парад блюд - таким роскошным стол бывает лишь раз в году. Вдруг заметили, что под елкой остался сверток.

- Эй, кто забыл свою радость? – пошутила хозяйка дома.
- Это подарок для Джоди, - улыбнулся Алекс, - она заберет его позже.

Если бы посреди гостиной приземлился НЛО и из него бы вышла группа гуманоидов, чтобы поздравить собравшихся с праздником, то и тогда это не вызвало бы такой реакции. Лица гостей мгновенно слились как бы в одно лицо, которое повернулось в сторону Алекса в ожидании объяснений – среди них не было никого по имени Джоди (означает «счастливая девочка»).

Нелепую ситуацию со свойственной ей дипломатической тонкостью урегулировала Глорис, интригующе заметив, что это самый большой сюрприз, о котором «все мы узнаем в конце вечеринки». Все, обрадованные приготовленным на десерт сюрпризом, направились к столу. Впрочем, подобному богу Майклу и послушной Оби сюрприз был открыт раньше других. Алекс понял это, когда шурин, деликатно ухватив рукав его рубашки, предложил совместно посетить кухню. Там он стал говорить ласково:

- Старина, я очень хорошо тебя понимаю: потерять ребенка – большое горе. Но стоит ли усугублять его своими необдуманными поступками и доставлять близким еще больше боли. Не обижайся, я лучше знаю свою сестру, ведь мы вместе росли. Глорис очень ранима, ее тонкая натура вряд ли справится с твоими капризами…

Послушная Оби с великим нетерпением ждала своей очереди за дверью, и как только эта дверь выпустила взмокшего, раскрасневшегося от трудного спича Майкла, она пулей влетела на кухню. Ее речь звучала не столь ласково:

- Алекс, что ты себе позволяешь? Глорис еще так слаба, она не перенесет постоянных напоминаний о ребенке, которого потеряла. Еще немного, и у нее начнется истерика. Неужели ты этого не видишь? Разве ты забыл, что из-за этого ребенка она сама чуть не лишилась жизни? Послушай меня, если ты и дальше будешь вести себя так безответственно, то мне придется принять меры. Я не допущу, чтобы у Глорис был нервный срыв, она очень дорога нам!

Когда Алекс вернулся за стол, гости все еще были как одно лицо, даже племянники. Теперь это лицо смотрело на него с большим интересом и, похоже, осуждением. Видимо, сюрприз преподнесли, не дожидаясь окончания вечеринки.

И вот все разошлись, Глорис, рухнув на кровать, мгновенно заснула (бедняжка, досталось же ей, как она устала, готовя этот праздник для всех). Алекс остался один в окружении вымытых тарелок и столовых приборов. В окно заглядывали мохнатые звезды, и, показалось, одна из них, самая крупная, весело подмигнула ему. Он опустил голову в сложенные на коленях руки и заговорил вслух:

- Господи, Ты Сам Отец и знаешь, каково это терять дите. Прости, если мои слова обидят Тебя, я просто шофер и вообще не мастак говорить, тем более с Тобой. Я никогда ни о чем не просил Тебя - не было причины. Но теперь помоги мне, не забирай мою дочь. Конечно, у Тебя ей будет лучше, раз она родилась такой слабой и больной. Но я тоже хочу заботиться о ней, как Ты бы заботился. Я не знаю, что еще сказать, Господи, всегда молится моя жена, она умная, красивая, образованная, преподает Библию детям. Просто прости меня и помоги. Спасибо, Отче.

Алекс почти не удивился, когда на следующий день позвонили из больницы. После ночного обращения к Богу в его душе поселилась тихая радость, он почему-то знал: что бы дальше ни произошло, всё будет к лучшему. Поэтому он спокойно выслушал известие о том, что у девочки наблюдается ремиссия, она будто бы вторично родилась, и если родители готовы взять дальнейшие хлопоты о ее здоровье на себя, то могут приезжать за ней.

- Сейчас буду! - выпалил Алекс, его сердце заколотилось, будто искало выход из грудной клетки, где ему стало тесно.
- Вы будете один? А как же ваша жена? - удивились на том конце провода.
- Она сейчас занята, преподает детям Библию. Но я ведь могу сам забрать Джоди?
- Наверное, можете, - подумав, ответили на другом конце, - вы же ее отец.

Всю дорогу Джоди спала. Это нормально, успокоила Алекса медсестра, которой поручили сопроводить папашу и дите. И дома Джоди не проснулась. Медсестра снабдила Алекса необходимыми инструкциями, еще раз призвала напрасно не беспокоиться, поблагодарила за гонорар, улыбнулась и ушла.

У Джоди не было своей кроватки, она лежала в кресле и, казалось, не дышала. Алекс взял ее на руки и решил, что сила гравитации не властна над этим тельцем. Дочь, по его ощущениям, совсем не имела веса, отпусти он ее сейчас - она закружится по комнате легким перышком. Алекс поднес девочку к рождественской елке и тихонечко запел: «Мэри Крисмас, дорогая Джоди, мэри Крисмас».

Крохотные веки дрогнули, образуя две узкие щели, через которые девочка смогла увидеть прямо напротив себя какие-то неясные мягкие формы, которые быстро меняли свои очертания, превращаясь то в темную дыру с белыми пятнами, то в вытянутые тугие трубки. Малышка почувствовала, что эти превращения для нее не опасны, наоборот, они стремятся избавить ее пугливую душу от непомерного груза – в одиночку бороться за свою жизнь. На всякий случай девочка попыталась повторить движения форм, чтобы войти с ними в контакт, наладить добрые отношения. Ее губы вытянулись в трубочки, глаза открылись шире - перед Алексом будто вспыхнули две яркие звезды, излучающие теплый свет.

Алекс сразу понял, что свет этот нездешний, он принадлежит другому миру, тому, где еще недавно обитала Джоди, откуда она и пришла. Собственно, это был даже не сам свет, а его отблеск, смелые лучики, преодолевшие мириады не поддающихся никаким измерениям расстояний, чтобы оказаться тут, в мире земных реалий. Алекс впервые видел глаза своей дочери, они были как две светящиеся фиалки и напоминали ту звезду, что подмигнула ему в рождественскую ночь.

- Ну вот, Джоди, ты и пришла за своим подарком, - сказал Алекс, вытаскивая из-под елки одинокий сверток. – Надеюсь, он тебе понравится.

Похоже, подарок - розовый пупс - действительно понравился Джоди. Вскоре она делила с ним кресло, то и дело поворачивая голову в его сторону, чтобы лучше познакомиться с ним и изучить его повадки. Пупс пока никак не реагировал на такое соседство. Он выглядел существом самодостаточным, не говоря уже о том, что ростом был выше девочки, выгодно отличался от нее здоровым цветом лица, то есть больше походил на живого ребенка, чем она сама. Алекс взял тоненький, как спичка, палец дочери, подхватил им кольцо, вызывающе торчащее у пупса в районе пупка, и потянул. «Мамочка, я люблю тебя. Мамочка, я люблю тебя», - запел пупс механическим голосом. Глаза Джоди вспыхнули еще ярче, губки скривились.

- Не плачь, малышка, это хорошая песенка, - поспешил успокоить дочку Алекс. – А, так ты не плачешь, ты улыбаешься, - догадался он в следующий миг. – Правильно делаешь, я уверен, что ты не только самая прекрасная малышка на свете, но и такая же умная, как твоя мама. Знаешь, твоя мама тоже любит тебя. У нас еще будет время, чтобы убедиться в этом. Вечером в прихожей раздался усталый голос:

- Привет, я дома!
- Мы ждем тебя! – отозвался Алекс.

Движение в прихожей замерло, Глорис вошла в гостиную тихо, без тапок.

- Джоди решила забрать свой подарок, - сказал Алекс, - и кажется, он ей понравился. Глорис взяла игрушку и стала внимательно ее разглядывать.
- Обычная китайская штамповка. Что хорошего ты в ней нашел? - было ее заключение.
- По-моему, милый пупс, только посмотри, что он умеет делать! Дерни за колечко.

Глорис дернула. Пупс завопил: «Я голодный, покорми меня». От неожиданности Глорис подпрыгнула.

- Ой, - разволновался Алекс, - это не те слова, у него есть другие. Он умеет говорить: «Мамочка, я люблю тебя».
- Да? – с недоверием протянула Глорис и дернула за кольцо второй раз.

Ей в лицо брызнула пахучая струя, и пупс требовательно сказал: «Я грязный, помой меня». Глорис дергала и дергала кольцо, получая все новые и новые требования: «Я хочу гулять, пошли на улицу. Я хочу играть, поиграй со мной. Я хочу слушать сказку, расскажи мне ее. Я хочу сладкого, дай мне конфету». Невозмутимо выслушав все это, Глорис слегка поморщилась и сказала со свойственной ей авторитетностью:

- Кроме того, эти китайские подделки очень вредны для здоровья, они содержат отравляющие вещества, испарения канцерогенов могут сделать наш дом непригодным для проживания. Но, я вижу, вашу веселую компанию это ничуть не волнует, вы неплохо развлекаетесь, - сказала Глорис и просунула свой мизинец в кулачок ребенка. - Привет, Джоди, я твоя мама. Алекс, видимо, по причине сильного волнения машинально дернул кольцо, и пупс пропел: «Мамочка, я люблю тебя». Круг вложенных в него высказываний завершился, и он, послушный своей механике, пошел на повтор.

- Вот видишь, я же говорил, что он милый, и у него есть хорошие слова, - сказал обрадованный Алекс. - Ну, вы тут отдыхайте, а я пойду приготовлю нам ужин, - на бегу он читал инструкцию, как из химической смеси получить грудное молоко для вскармливания младенцев до одного месяца.

Скоро заговорили о том, что никто так хорошо и доходчиво не преподает Библию детям, как Глорис. Она стала заметной в своих кругах, обучала детей в Лондоне, Стокгольме, Москве. Ее уроки выделялись яркими сравнениями, помогающими на жизненных примерах объяснять трудные места Библии. Особо запоминающимся был пример с куклой.

- Люди хотят, - сравнивала Глорис, - чтобы Бог был как механическая кукла – дергаешь за веревочку, и Он говорит: «Я люблю тебя». Но вместо этого можно услышать другое: очисть меня, накорми меня…

Джоди закончила колледж и стала первоклассной медсестрой, ее ценили и уважали. Тихая, добрая, отзывчивая, она не раз получала самые заманчивые предложения от самых достойных молодых людей, но замуж не вышла. Чем больше нравился ей претендент, тем тверже был ее отказ. Окруженная с детства неустанной заботой своего отца, Джоди сделала для себя важный вывод: мужчине нужен его ребенок. Она могла дать счастье мужчине во всем, кроме этого. Еще в ее юности коллеги-медики со свойственной им честностью открыли ей: нет никакой надежды на то, что у Джоди когда-нибудь будут дети.

Маршруты командировок знаменитой Глорис пролегали все дальше: Япония, Австралия, Африка. Джоди редко беспокоила ее звонками, поэтому однажды мать была сильно удивлена, расслышав в трубке требовательный голос дочери: «Авария, папа разбился, приезжай, сейчас твое место здесь». «Сломать программу обучения? Дорогая, я не могу себе этого позволить, думаю, ты и сама справишься, - Глорис по обыкновению была невозмутима. - Мое место здесь, я нужна бедным африканским детям».

Конечно, Джоди справилась, еще как превосходно справилась. Спустя несколько месяцев Алекс мог ходить. Врачи сказали, сесть за руль у него теперь вряд ли получится, все остальное – пожалуйста. Алекс перебрал в уме все, что касалось «остального», и ничего, чем бы мог дальше зарабатывать на жизнь, не обнаружил. Ну да ладно, главное, он мог ходить и катить впереди себя телегу. Приближалось Рождество, значит, Глорис скоро вернется. Она всегда возвращается накануне Рождества, чтобы подготовить праздник для всех – ни одна земная сила не сможет отменить этого.

Все будет так, как любит Глорис: гости соберутся, елка, подарки, вкусный ужин… Многие будут восхищаться их дружной семьей, в которой все так любят друг друга. Они действительно очень любят друг друга, особенно в праздник Рождества, это ведь так легко, когда любовь разливается повсюду.