Как хорошо, что во многих вузах преподают прекрасный предмет – высшую математику. Это откровение – о конструкции мира, невидимой глазу. Математика – музыка небесных сфер, слышимая умом. Теоремы – как ноктюрны, а теории — как симфонии, играемые самим Богом.

Математика очень полезна тогда, когда нужно выйти за пределы человеческого земного существования, для того чтобы лучше увидеть мир лежащий над человеком. Она может дать возможность душе заглянуть в черновики Бога, в Его чертежи и замыслы.

Одним из таких случаев стал Первый Вселенский Собор. Конечно мы все читали о нем. Но постичь его трудно. Все — как механический набор фактов. Вот плохой Арий. Вот хороший Спиридон Тримифунтский с его трансформацией кирпича в огонь, воду и глину. Вот святитель Николай, треснувший по устам Ария. Вот неправильное толкование Ария, возникшее от маловерия Христу.

Задумаемся: а почему Арий так подумал — что Христос не есть Бог, а просто хороший человек, принявший от Бога сугубую благодать, типа Илии, но сильнее? И стало ясно. Весь вопрос во времени.

Вообще, античность не смогла подняться до иррациональной математики: отрицательных чисел, пределов, последовательностей и интегралов. То есть до тех случаев, когда количество переходит в качество. То же самое со временем и пространством. Арий не постиг Вечности. Он не смог оперировать свойствами Бога в ином пространстве. Оставаясь в пространстве, доступном человеку, он справедливо для этого пространства предположил, что раз Христос был рожден от Бога-Отца, значит Он меньше Его и не наследует его сущностную глубину. Более того, он решил, что Христос иной по отношению к Богу. Хороший, но иной. Что Иисус только подобен Богу. Что Он только как зеркало Всемогущего Бога.

Такое заключение справедливо, если не иметь ввиду Вечность, внутри которой слово «рожден» неуместно и является только слабым подобием реального отношения субъектов.

По сути дела Арий стал первым мусульманином. В их системе Бог отчужден от мира. Даже от Христа. Это видение также отдаляет Бога и от человека. Как и в иудаизме, у Ария Бог очень далеко от людей, а люди – это какое-то недоразумение, вечно досаждающее Ему своей бестолковостью и вредностью.

Из учения Ария следует, что Бог так и не воплощался, и, следовательно, не воскресал. Таким образом, у нас остается возможность ответить Богу на страшном Суде так:

- Хорошо Тебе рассуждать сидя на небе, а Ты поживи тут, пострадай нашим горем!

Хорошо Тебе судить о моих грехах и моей жизни, о которой я не просил Тебя.

По Арию, наши отношения с Богом, как и в иудаизме – это бизнес-договор двух сторон. Мы Богу — праведность, а Он нам — рай. Только непонятно зачем Ему это? Такая уверенность расхолаживает и делает человека пассивным и холодным.

Другая крайность античности — чрезмерная уверенность в масштабе воплощения Бога. Античности свойственно видеть обожение мира состоявшимся полностью. Бог – это все. Я, ты, дерево, ручей, звезда. Уверенность, что мы уже стали как Боги – путь к наглости и разврату. Это прямая иллюстрация первородного греха. Человек в этом случае нагл и глуп, как только что согрешивший Адам.

И вот, отцы Первого вселенского собора совершили качественный философский скачок. Они приняли во внимание иррациональность Божественного бытия. Как писал Тертуллиан: «Христос воскрес, потому что это абсурдно». Как в математике. Для того чтобы описать множество, нужно выйти за пределы множества. И множество не может быть описано категориями внутри себя.

Первый собор принял гениальное решение, пройдя между Сциллой и Харибдой заблуждения Ария и эллинистов. Он утвердил Троицу, в которой три лица существуют единым бытием. Не три Бога, не лица, разнесенные в пространстве и времени, а новая сущностная категория. Как множественность миров, как геометрия Лобачевского, как иррациональное число.

Дебаты соборов кажутся нам странными. Ну, что спорить о таких мелочах. Но это как настройка компьютера или сборка автомобиля. Любая мелочь может обернуться аварией.

Практический вывод очень важный. Мы подобны Богу, и это не свершившийся факт, как у греков. Между нами и Богом не лежит пропасть, как у Ария. Мы сродни Ему так, что Он может входить в нас, а мы принимать Его, в меру сил. Мы подобны Ему в движении к Нему. Наше родство иррационально. Оно не может быть описано человеческой логикой в полной мере, а только частично.

Неслучайно память трехсот восемнадцати отцов Первого Вселенского Собора празднуется накануне Троицы. Именно они первые смогли увидеть отблеск Божественной славы и смогли прикоснуться к вечности и увидеть нечто поразительное и грандиозное – Троицу. Бог захотел им открыться, а они захотели увидеть.

Философия Платона статична. Аристотель привел эту систему в движение, введя понятие о некотором движителе. Так и Первый собор привел в движение статичный инертный Ветхий Завет. И этим движителем стала Любовь!

Результатом этого Собора стало осознание того, что мы — любимые дети Бога, и то, что нам не нужно с Ним договариваться, чтобы вступить в права наследства. Нам этого не надо. Мы Его родные дети. Все Его — и так наше, потому что между нами любовь. Он любит нас, а мы любим Его.

Вот такая математика.

Православие и мир