Недавно в одной литературной компании мы разговорились о предопределении. Я и до этого случая часто слышал высказывания наподобие того, что, как у тебя на роду написано, так и будет. Причем эта формулировка любима людьми разных социальных слоев, но интеллигенцией — больше всего. Я раньше отвечал по-разному, и не очень, кажется убедительно. В этот раз, когда меня спросили, что я думаю по поводу предопределения, предмет обсуждения внезапно «навелся на резкость». Я ответил, что предопределение существует, если человек в него верит, и не существует, если он в него не верит. Что существование предопределения, как и его отсутствие, — правда. Вернее, две правды, которые можно сформулировать «для личного употребления», но что существует также и более глубинная правда, объединяющая в себе две наши маленькие. Но не это главное.

А главное заключается в том, что под предопределением мы подразумеваем некоторую последовательность событий, располагающуюся во времени. У кого-то эта последовательность располагается более удачно или даже счастливо, словно бы «под доброй звездой», а у кого-то жизнь строится так, будто некие враждебные силы сговорились причинить как можно больший вред человеку, которым они с таким усердием занимаются.

А теперь самое главное. Божественная любовь, невидимая сущность мира, из которой мир и состоит, располагается вне времени. Природа этой жизнеобразующей сущности такова, что она существует вне детерминированных сцеплений обстоятельств. Она, можно сказать, ниоткуда не вытекает и ни из чего не следует. Она ничем не обусловлена и ни от чего не зависит. И все, что про ее способ существования можно сказать, — это то, что она есть. И это то, что предопределению не по зубам. Она, Божественная любовь, никогда не бывает «вчера» и никогда не бывает «завтра», она всегда сейчас. Более того, ни вчера, ни завтра не могли бы существовать, если бы не было этого «я есмь» любви.

Эту невероятно простую вещь, как ни странно, трудно было понять две тысячи лет назад и трудно понять сейчас. Когда фарисеи спросили Христа, как могло такое случиться, что Он видел Авраама, Он ответил парадоксальным высказыванием, лишенным логики, по существу абсурдным: «Прежде чем был Авраам, Я есмь».

Дело в том, что интеллект, движимый логикой и играющий по правилам детерминированного (обусловленного) мышления, не в состоянии понять такое высказывание. Я есмь — это нахождение Божественной любви и Божественной личности Христа как раз вне времени, как раз в той области, где все существует сразу и сейчас и откуда Бог творил мир, наделяя его пространством и временем через особенности человеческого восприятия.

Итак, в человеке существует некоторая область, в которой расположены Божественная любовь и Божественное «сейчас». Время там отсутствует. Ему туда просто не войти. И конечно же, говорить о предопределении там, где нет времени, по меньшей мере абсурдно. Предопределению необходимо время. Ему нужно развернуться, попасть в сцепление фактов, в завязку совпадений, в цепь последовательностей. Всего этого в вечной природе человека просто нет. Всему этому туда путь заказан. Там такого не знают.

Но существует и та часть человека, которая располагается во времени. Вот тут-то и можно говорить о предопределении, об обусловленности человеческой судьбы. Если пользоваться евангельской терминологией, то можно сказать, что во времени располагается «ветхий человек». А если говорить на современном языке, то я бы сказал, что времени подвержена (а точнее говоря, создает время) интеллектуально-эгоцентрическая часть личности, одним словом, эгоцентризм, некогда заставивший Адама и Еву поступить, подчиняясь своей, а не Божьей воле. Каждый из нас может вспомнить те моменты в своей жизни, когда «время останавливалось», когда его больше не было, — чаще всего эти случаи связаны с забвением эгоистического начала: либо в сострадании, либо во вдохновенной работе, либо в опасности, либо в любви.

Но большая часть нашей жизни располагается как раз во времени, часто тягостном, часто неприятном и, более того, властном над нами и нашими делами. Это и есть область предопределения, Ананке, Фатума.

Но, скажут мне, ведь деятельность Иисуса из Назарета располагалась как раз во времени. В этом ведь и заключена особенность Его воплощения, о которой так вдохновенно говорит апостол Иоанн в своем послании, поражаясь тому, что Неизмеримое было среди нас и что Его можно было осязать, как любого другого человека, чья жизнь протекает как раз во времени. На этом даже стоит акцент многих рассуждений по поводу человечности Иисуса Христа. И все это совершенно справедливо. Но тут есть одна часто ускользающая от внимания деталь.

Жизнь Иисуса, конечно же, располагалась во времени, но она ему не принадлежала. Иисус был воплощенной Божественной любовью, а как мы знаем, ее природа расположена там, где времени нет. Эгоцентризм, эгоизм, который делает человека заложником времени и судьбы, в Нем тоже отсутствовал. Так что же, спросит меня читатель, понявший, куда я клоню, если бы Христос не существовал во времени, то мы и не могли бы Его увидеть, потому что это две разные области, «две отдельные комнаты» существования? Встретив Христа, человек просто бы Его не увидел. Да, скажу я, совершенно верно. И многие как раз и не видели, Кто был перед ними. Не видят и сейчас. Эгоистическая сущность человека никогда не увидит Христа, как Он есть. Но Его увидит духовная человеческая сущность, расположенная во времени, и только она одна. Подобное познается подобным.

Божественная любовь, не подчиняясь времени, в лице Христа словно бы разложила себя «в длину». Оставаясь вне времени, она являла себя во временных координатах. Каждый миг ее существования был существованием любви, находящейся в вечности, вне времени, здесь и сейчас. Поэтому понять дело и слово Христа, пребывая во временных координатах, невозможно. Для этого надо хоть как-то войти в область вневременной Божественной любви. Как я уже сказал, эта область есть в каждом человеке. И поэтому перед человеком всегда стоит выбор, как ему прожить жизнь. Он может отождествиться с одной своей стороной, эгоцентрической, ветхой, расположенной во времени, и верить, что это и есть истинный он. Но он способен и на другое решение — сказать о своей «вневременной», вечной природе: вот я истинный. И я буду стремиться быть именно этим. Все, что я написал до сих пор о человеке, можно рассматривать как предисловие к разговору о христианстве и христианской церкви, которая ведь состоит из людей, помимо того что состоит (или не состоит) из Бога.

В церкви можно прожить всю жизнь и не встретить Христа. И многие так делают. Их влечет в церковь другое. Люди, объединившиеся вокруг какой-то идеи, а особенно идеи возвышенной, всегда чувствуют себя увереннее, чем одиночка. Находясь в группе, человек получает больше энергии, он чувствует себя защищенным, он начинает постепенно приходить в выводу, что его группа лучше, что именно его церковь самая передовая, самая правильная. Его проблемы, материальные и психологические, решаются в группе единомышленников намного проще, он — член группы. Эта картина характерна для церкви, расположенной во времени. Такое собрание людей всегда обусловлено как раз земными обстоятельствами, расположенными в области земного пространства и земного времени, проще говоря, вполне эгоистичными. Такая церковь подвластна предопределению. И она всегда будет биться в сетях времени, осуждать, завязываться на политику, бороться за правду и чувствовать себя правой. Словом, делать то, что Тому, в честь кого эта церковь якобы основана, никогда не было свойственно. Представьте себе Христа, подвластного времени, «завязанного» на цепочку обусловленных событий, вовлеченного в политику, осуждающего, борющегося за правду. Довольно-таки нелепая картина.

Но для церкви такая нелепость может быть совсем неочевидна — вот в чем парадокс. И найдется много умных голов, которые объяснят вам, почему такое христианство продолжает называться христианством, и они сделают это со всем возможным интеллектуальным блеском. И картина предстанет убедительной и логичной. Один здесь минус, что к Христу это не имеет отношения.

Так что же, экклесиа, собрание верующих — не нужно? Нужно, конечно. Не зря Господь посылал апостолов в дорогу по двое или трое. В большинстве трудных жизненных ситуаций верующему человеку в одиночку не выстоять, и мы это все интуитивно хорошо знаем. Рядом с другим верующим, чье сердце отдано любви и «области вне времени и его законов», где нет ни смерти, ни болезни, мы становимся не вдвое, а намного сильнее.

Все дело в том, с чем именно отождествляет себя земная церковь, собрание христиан — с временем и пространством, или, располагаясь как раз во времени и пространстве, она отождествляет себя с вневременной и внепространственной Божественной любовью, просвечивающей в этом времени и в этом пространстве.

Такая церковь и есть Тело Христово, о котором пишет апостол. Она неподвластна земным законам, хотя и не борется с ними. У нее другие интересы. Я прошу понять простую вещь — вне времени не может быть корысти. Вне времени не может быть предательства. Вне времени не может быть смерти. Вне времени может быть только наша основная сущность — вечная, а также Божественная любовь и Бог. Там они едины, как и просил Христос Отца в Своей Первосвященнической молитве.

Такая церковь прежде всего располагается в сердцах, в их вне-временных глубинах, а потом уже обрастает стенами, музыкой, десятиной, крестами и колоколами — как формами проявления любви. Если же приоритеты идут с другого конца, то это уже не церковь. Это клуб по интересам. Это любители Библии, общения, церковной музыки, святых разговоров. В чистом виде, однако, собрание верующих не бывает либо земным, либо «небесным». В церкви, как и в человеке, много чего смешано. Поэтому Христос и говорит: пусть плевелы и пшеница растут вместе. Но Он никогда не предлагал питаться плевелами. Поэтому при любом неоднородном составе главным является приоритет: к чему мы стремимся в нашем сообществе верующих. К осуществлению своей божественной природы в единстве с нашими близкими или к более понятным, хотя и «возвышенным» выгодам?
Журнал "Решение"