В пещерах Киево-Печерской Лавры, среди мощей подвизавшихся в монастыре в разное время монахов, затворников и молчальников, находятся мощи отрока-христианина. В 983 году отрок-варяг Иоанн вместе с отцом Феодором был растерзан толпой, пришедшей к их дому, чтобы принести в жертву языческим богам сына. Отец отказался выдать ребенка, и они приняли смерть вместе. Приказ принести в жертву отрока-христианина был отдан киевским князем Владимиром. Будущим крестителем Руси, святым и равноапостольным. Память святых мучеников Иоанна и Феодора празднуется Церковью 12 июля, память князя Владимира — 28-го.

Сознание современного человека цепенеет перед этими фактами. В голове не укладывается, как Церковь может чтить в одном ряду с убиенными мучениками и того, по приказу которого они приняли смерть. Сразу вспоминается Иван Карамазов с неразрешимой для него дилеммой о слезинке ребенка. Страшный вопрос. Неудобный. Проклятый. Как понять и принять такую логику, почему она стала возможна? Ведь Церковь учит как любви, так и справедливости. Разобраться в таких вопросах всегда непросто. Но разбираться надо. В данном случае не обойтись без некоторого размышления над жизнью князя Владимира — житием святого равноапостольного правителя Киевской Руси.

Для начала замечу, что большинство жестоких и неблагочестивых поступков Владимира, совершенных им до его личного обращения ко Христу, не считались чем-то из ряда вон выходящим в языческом мире того времени. Нельзя сказать, что Владимир был как-то по-особенному жесток по сравнению с другими правителями. Кто-то возразит: но ведь он убивает на глазах своей жены, Рогнеды Полоцкой, ее отца! Это, безусловно, ужасно и бесчеловечно. Для современного сознания. Скажем точнее — для сознания, просвещенного христианством. А именно этим просвещением мы и обязаны князю. И именно за это он и причислен к лику святых.

Получается, что мы сегодня можем осуждать «дохристианское» поведение князя-язычника лишь благодаря ему самому: наше отношение к жестокому поведению Владимира сформировано христианскими ценностями, принятие которых произошло при князе Владимире и его усилиями. То, что жизнь на Руси после обращения Владимира в христианство стала строиться по другим принципам, то, что мы сегодня не с пониманием, а с ужасом смотрим на жестокие события тех веков, — это как раз-таки и произошло благодаря Владимиру.

Традиционно о Владимире говорят именно как об инициаторе глобальных общественно-культурных перемен. Мы говорим — и справедливо! — о том, что крещение Руси стало ее культурно-историческим выбором, который сформировал страну: язык, государственность, принципы хозяйствования, не говоря уже о литературе, искусстве и базовых ценностях. Но чтобы «уложить в голове» тот факт, что в Киево-Печерском монастыре, первой Лавре русского христианства, находятся мощи человека, убитого по приказу князя, который потом стал равноапостольным, нужно понять, что произошло в душе этого человека, как изменилась его внутренняя жизнь.

Князь Владимир не только сыграл роль в обретении Русью Православия — это был человек, не оставлявший попечения о своем личном спасении. Забота о личном спасении для христианина — не эгоистическое чувство, а залог любых добрых дел. Поэтому преподобный Серафим Саровский утверждает: «Стяжи дух мирен, и тысячи спасутся вокруг тебя». Только так. Внутренний мир и любовь есть непременное условие возможности каких-то внешних изменений как в себе, так и в других. Если же человек внутри поражен, развален грехом, то даже захоти он сделать что-то светлое, все равно не получится. Такова природа греха, в этом его опасность. (Еще раз вспомним, что с греческого языка «грех» переводится как «промах», то есть грешник — это тот, кто не попадает в цель; как бы ему ни хотелось выбить десятку, он всегда будет отправлять свои стрелы в «молоко».)

Образ князя Владимира для меня лично очень важен как пример человека, который смог коренным образом измениться. Что это значит? Ведь приход к вере не меняет, так сказать, психотип: разговорчивые не становятся молчальниками, а замкнутые люди — чрезмерно общительными. Что же тогда происходит? Меняется оценка своих поступков, взгляд на себя самого. Опять скажу: сегодня мы мыслим не так, как мыслила Рогнеда, — во многом благодаря князю Владимиру. Слова равноапостольного князя: «Я был зверь, а стал человек», — свидетельство того, что он смог иначе оценить свою внутреннюю и внешнюю жизнь, и это изменение позволило ему помочь и другим людям. После своего обращения князь Владимир, насколько мы можем судить из заслуживающих доверия источников, искренне и упорно пытался жить по Евангелию. Он стал другим человеком. Из истории Церкви мы знаем, что это возможно в том случае, если, как говорит апостол Павел, не я живу, но живет во мне Христос (Гал 2:20). А святой Павел имел полное право так говорить: ведь и его жизнь — ярчайший пример того, как человек из гонителя христиан превращается в апостола веры.

Многим — и неверующим, и верующим — может показаться, что пример князя Владимира — не для нас. Мы не находимся в ситуации княжения, у нас нет восьмисот наложниц, убивать — не убивали никого, Русь уже крещена… И все же мне кажется, что у каждого есть свой «зверь», от которого надо перейти к человеку. Отказаться от человека ветхого в себе и взрастить в себе нового человека. В каком-то смысле история князя Владимира — это модель христианской жизни. Да, мы не приносили человеческих жертв, но разве мы не обижали своих ближних — делами, словами, мыслями, наконец? А разве это не покушение на образ Божий, как в другом человеке, так и, кстати сказать, в самом себе? Житие равноапостольного князя — яркий пример необходимости суда над самим собой, важности изменения собственной души. Если мы поймем это, если будем готовы смиренно впустить Христа в свое сердце, то, наверное, тогда и мы сможем когда-нибудь повторить вслед за князем Владимиром: «Я был зверь, а стал человек».

Фома.RU