Любой раскол между христианами - это всегда грех. Когда христиане одного исповедания, с общей традицией и общим богословием, отказываются признавать друг друга - это тем более грех, соблазн и разрушение свидетельства о Христе. То, что в случае РПЦ и РПЦЗ этот грех, наконец, преодолен - милость Божия к Православной Церкви и к нашей стране.

Раскол коренится в трагических событиях 80-летней давности. 29 июля 1927 г. митрополит Сергий выступил с декларацией, в которой выразил лояльность советской власти. Многие были возмущены словами митрополита Сергия, обращенными к представителям коммунистического государства: «Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством».

Группа православных епископов, входившая в Заграничный синод, выразила свое несогласие с ним и постановила: "Заграничная часть РПЦ должна прекратить административные сношения с московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной советской властью".

Много горьких упреков было высказано и тогда, и позже митрополиту Сергию и сергианам. Но, что горче всего для православных, было разрушено евхаристическое общение между Церковью в России и заграницей. Представители двух ветвей Церкви не могли подходить к чаше в храмах друг друга.

Сейчас, когда раскол исцелен, у нас есть возможность взглянуть на те события не для того, чтобы выступать в поддержку той или иной стороны, но чтобы попробовать понять, что произошло.

Излишне напоминать, как яростно большевики преследовали Церковь, как много верных христиан приняли мученическую кончину. Можно ли было изъявлять лояльность к такой власти? Многие считают, что нет, и клеймят митрополита Сергия как предателя. Но лично мне это представляется неверным. Находясь в безопасности, нетрудно мечтать о том, как мы бы выбрали самый прекрасный и героический путь - смело обличить злодеев в лицо, произнести какие-нибудь прекрасные и возвышенные слова, которые потом будут повторять, и принять мученический венец.

Никто из нас не знает, как бы мы повели себя на самом деле, и у нас нет права осуждать тех, кто оказался в условиях, которые нам не грозят.

Может быть, даже и не в воображении, а и на самом деле, быть просто убитым за веру легче. Но Бог может возложить на человека и более тяжелую миссию - быть не жертвой палачей, а быть между палачами и жертвами, чтобы попытаться спасти хоть кого-то и что-то. Ему придется заискивающе улыбаться палачам, ему придется произносить слова, которые потом не станут включать в сборники духовно-назидательной литературы, которые много раз поставят ему в упрек. Но он спасет хотя бы некоторых из тех, кто от него зависит - кого-то от физической смерти, кому-то даст возможность услышать из уст хотя бы полузадушенной, связанной, но еще живой Церкви Евангелие.

Мы не можем судить и "зарубежников" - слишком хорошо они знали и на собственном опыте, и на опыте паствы, что из себя представляла та власть, которую признал митрополит Сергий.

Мы не можем судить ни ту, ни другую сторону - и потому, что Писание нам это воспрещает, и потому, что мы не прошли через то, через что прошли эти люди. Мы можем только поблагодарить Бога, что те страшные времена позади и одна из глубочайших ран, нанесенных ими, раскол русской Церкви, исцелена.