Собирая материалы о Туринской Плащанице, я наткнулся на заявление одного ученого, что верить в подлинность этой реликвии — это все равно, что верить в плоскую землю. По существу это высказывание неверно, но раскрывает те основания, на которых люди часто принимают свои решения.

Есть известная история про знаменитого атеиста Бертрана Рассела, у которого как-то спросили, что он скажет в свое оправдание, если Бог, все-таки есть, и Он перед Ним предстанет. «Ты дал мне недостаточно данных!» — ответил Рассел. В реальности дело, как правило, не в данных, а в том, как мы их фильтруем и сортируем. Это неизбежно. На нас сваливается слишком много информации, чтобы мы могли ее обработать. Часто мы не входим в рассмотрение того, обосновано это утверждение или нет, и какие за ним стоят данные. Нам просто некогда, мы отмахиваемся.

Как с той же плоской землей — мы не рассматриваем доводы плоскоземельщиков. Мы не тратим время на опровержение их взглядов. Мы просто отбрасываем их, как заведомую чепуху. Так и с другими завиральными теориями. Например, Фоменко считает, что древнего Рима никогда не существовало. Мы услышали об этом, сразу опознали это как чепуху, и занялись чем-то более важным. У нас нет ни времени, ни сил, чтобы подробно выслушивать и опровергать любую бредовую теорию или невероятный слух. «А вот знакомая моих знакомых вылечилась от рака алтайским медом...» Не знаю, что там было с вашей знакомой, но рак медом не лечится.

Атеистическая риторика, с которой мне часто приходится сталкиваться, построена на том, что сразу записывает все сверхъестественное в категорию заведомой чепухи, в которую могут верить только очень странные люди, погруженные в мир своих фантазий. Как плоскоземельщики, борцы с масонскими заговорами или люди, заявляющие, что их похищали инопланетяне. Спорить с бредом — напрасная трата времени и сил; его надо просто идентифицировать как бред, и перейти к чему-то более интересному.

Но это не ситуация, когда люди рассмотрели данные и нашли их недостаточными — это ситуация, когда они отказались рассматривать их с самого начала. В этом стоит отдавать себе отчет. И стоит задуматься о том, как, на самом деле, мы отделяем «заведомую чушь, в которой не стоит разбираться» от «сообщений, достоверность которых стоит проверить»?

Обычно мы делаем это автоматически, под влиянием стереотипов, подхваченных из нашего окружения, общего, фонового знания, которое никому в голову не приходит проверять. Но мы можем заметить, что эти стереотипы неоднократно оказывались ложными. В XVIII веке было ясно, что камни не падают с неба, и французская академия наук отвергла, как нелепые, сообщения о метеоритах.

В XIX веке частью «общего знания» было расовое неравенство — и обычные люди, и, (особенно) ученые были уверены во врожденном, биологическом превосходстве белой расы. Сейчас мы понимаем, что это не так. В наши дни атмосфера, особенно в некоторых кругах, враждебна к сверхъестественному — но это ничего не говорит нам об истине. Это говорит только о преобладающих настроениях эпохи.

Если нас интересует истина, нам следует, все же, внимательно рассмотреть данные. Потому что их может оказаться вполне достаточно.