Клайв Стейплз Льюис родился 29 ноября 1898 года в Белфасте, Ирландия. Его дед со стороны матери был протестантским священником, причём лютым врагом католиков. После смерти матери Льюис начал терять веру и вскоре стал агностиком, а затем и атеистом.
Когда Толкиену было 34 года, а Льюису – 28 лет, эти два, совершено разные, человека неожиданно встретились на собрании английского факультета в Мертон-Колледже. Поначалу оба насторожено отнеслись друг к другу. Льюис рос в обществе, где не доверяли папистам, а с тех пор как он поступил на английское отделение, ему вполне ясно намекали, что нельзя доверять филологам. Толкиен был и тем и другим.
Однако скоро они подружились, Льюис очень привязался к этому человеку с пронзительным взглядом, а Толкиен, в свою очередь, поддался обаянию живого ума Льюиса и его щедрой души. Именно дружба с Толкиеном, который был убеждённым христианином, заставила Льюиса вновь обратиться к вере.
Они часто встречались, разговаривали о сагах, легендах, мифологических эпосах. Как-то раз, Льюис пригласил Толкина на обед в Модлин-Колледж. На обеде присутствовал и Хью Дайсон, их общий друг и, как и Толкиен, христианин. Пообедав, они вышли подышать свежим воздухом и не спеша отправились прогуляться по улицам города, рассуждая о назначении мифа.
Толкиен был воспитан в католической традиции и всю жизнь оставался верен своим принципам |
Толкиен и Дайсон убеждали Льюиса, что его притязания совершенно неправомерны. Ведь идея жертвоприношения в языческой религии восхищает и трогает его с тех пор, как он впервые прочел скандинавскую легенду о Бальдре. А от Евангелий он почему-то требует большего: однозначного смысла, стоящего за мифом. Жертвоприношение в мифе он принимает как есть, не требуя объяснений – так почему бы не перенести это отношение на истинную историю?
– Но ведь мифы – ложь, – возражал Льюис.
– Нет, – ответил Толкиен, – мифы – не ложь. Ты называешь дерево деревом, – сказал он, – не особенно задумываясь над этим словом. Но ведь оно не было «деревом», пока кто-то не дал ему это имя. … Давая вещам названия и описывая их, ты всего лишь выдумываешь собственные термины для этих вещей. Так вот, подобно тому, как речь – это то, что мы выдумали о предметах и идеях, точно так же миф – это то, что мы выдумали об истине. Мы – от Господа, – продолжал Толкиен, - и потому, хотя мифы, сотканные нами, неизбежно содержат заблуждения, они в то же время отражают преломленный луч истинного света, извечной истины, пребывающей с Господом.
– То есть вы хотите сказать, уточнил Льюис, что история Христа - попросту истинный миф, миф, который влияет на нас подобно всем прочим, но в то же время произошел на самом деле! Тогда, сказал он, я начинаю понимать...
Наконец ветер загнал всех троих под крышу, и они проговорили в комнатах Льюиса до трех часов ночи, после чего Толкиен отправился домой. А Льюис с Дайсоном разговаривали, пока небо не начало светлеть. Через двенадцать дней Льюис написал своему другу: «Я только что перешел от веры в бога к более определенной вере в Христа - в христианство».
В последствие дружба Льюиса и Толкиена несколько охладела. Однако роль, которую она сыграла в их жизни и в судьбе литературного мира, нельзя переоценить. Льюис, в своей книге «Любовь», описывает дружбу такими словами:
«Что может быть лучше этих посиделок? Все надели тапочки, вытянули ноги к огню, выпивка под рукой; беседуем – и целый мир открывается нашим умам, а отчасти и то, что за его пределами. Никто ничего друг от друга не требует, никому ничем не обязан; все равны и свободны, точно познакомились час назад, и в то же время нас согревает многолетняя привязанность. У жизни, естественной жизни, нет лучшего дара».
Леонид Куканов - студент Санкт-Петербургского христианского университета